Проблема нравственного приоритета науки над личной жизнью для любого большого ученого всегда была актуальной. Но, в отличие от средних веков, скажем, когда данная ситуация разрешалась и регулировалась действующими нормами церковных уложений (служение науке приравнивалось к монашеству и ученый, сделав выбор между «нормальной» жизнью и наукой в пользу последней автоматически принимал обет безбрачия), в более поздние времена ситуация в корне изменилась. В конце концов, вырвавшись из клетки церковных догм и ограничений, ученые обрели право на личную свободу, право иметь семью и так далее. Тем не менее, даже вне религиозного контекста, моральный аспект проблемы остался и даже обострился. В самом деле, что главнее наука или быт, жить ли ученому, как обычному человеку или же положить жизнь целиком, без остатка, на алтарь науки, пожертвовав личным ради научного прогресса? Иными словами, в самом общем виде, речь идет о жизненном целеположении. И каждый решает возникшую проблему в меру своей меры представлений. Но — решает. Если размениваться, стремиться объять необъятное, можно не достичь желаемой цели (открыть законы мироздания, создать научный инструментарий для цивилизационного прогресса). Но человек, он ведь и в Африке человек, даже если он, человек этот, на первый взгляд, не только кажется, но и является, самым что, ни на есть, закостенелым или обронзовевшим «научным сухарем». И путь этот, сам процесс этот сознательного выбора в пользу жертвенного служения науке в ущерб зову плоти, голосу насущного инстинкта продолжения рода, отнюдь, не так прямолинеен, как школьная линейка, к примеру. Скорее — наоборот. В качестве иллюстрации сказанному, приведу следующий пример.
…С двенадцати лет Исаак Ньютон учился в Грантемской школе, но очень плохо. Так плохо, что даже был оставлен на второй год. Но однажды случилось событие, перевернувшее мир неисправимого, казалось бы, тупицы. Деревенского мальчика отправили на лето к дяде в близлежащий городок. Погостить. Этот добрый человек был аптекарем и, как и положено было тогда всем аптекарям старушки Англии в те благословенные времена, имел, конечно же, дочь лет одиннадцати (вот он, рояль, который в кустах!). Как и следует далее, согласно неписаным законам житейского жанра, наш недоросль без ума влюбился в кузину. Однако та решительно заявила, что не будет общаться с двоечником. Шансов почти не было. И тогда, дабы добиться расположения строптивой молоденькой красавицы, Исаак, вернувшись в родные пенаты, решился на отчаянный и почти безнадежный шаг: он начал заниматься в школе с невиданным дотоле усердием. Блестяще окончив школу, он тут же стал студентом Тринити-колледжа Кембриджского университета. Он совершил невозможное — он добился расположения предмета своего вожделения! Казалось бы, и карты в руки, чего еще желать. Но за время знакомства Исаака с Энн Стори (назовем эту девушку так), многое произошло с самим гением физики. Он вдруг понял, осознал, что на самом-то деле смыслом его жизни является, не что иное, как Ее Величество Наука. А занятия наукой в те времена, как мы уже писали выше, требовали отказа от мирской жизни, приравнивались к монашеству. Таким вот, естественным образом, возникает неестественная и почти неразрешимая дилемма. Исаак любит Энн, Энн любит Исаака. Но при этом Исаак либо должен отказаться от Энн в пользу научной карьеры, либо вынужден отказаться от занятий наукой в пользу своих отношений с Энн. Третьего не дано! Что передумал, насколько это мучительно для человека, молодого и влюбленного в жизнь, отказаться от этой самой жизни, нам не известно. Зато хорошо известно, в чью пользу сделал свой выбор гениальный ученый. Известно также, что Энн прожила долгую жизнь, что она так и не вышла замуж, известно, что они поддерживали в течение долгих десятилетий с Исааком дружеские отношения… Но — не боле… не боле… не боле…
